Ален Делон: тайна самурая

Эту историю известного журналиста Сергея Николаевича «Открытый город» опубликовал два года назад, Тогда она была приурочена к 40-летию со дня смерти выдающейся актрисы и одной из самых пленительных женщин европейского кино Роми Шнайдер. Сегодня стало известно о смерти второго героя повествования - Алена Делона, о давней встрече с которым и рассказал Николаевич.   

Запретная тема

Меня строго предупредил пресс-агент, что Делона нельзя спрашивать про его развод с Розали Ван Бремен. Точнее, никакого развода, ведь они даже не были женаты. Но как раз тогда, в феврале 2002 года, она окончательно ушла к его закадычному другу, владельцу модной фирмы солнцезащитных очков и оптических оправ Алану Аффелю, и все французские СМИ только и твердили об их разрыве.

Я прилетел в Париж взять интервью по случаю запуска новых духов «Самурай» на российский рынок. Делон, кажется, был в доле, поэтому по условиям контракта готов был говорить обо всем. Кроме Розали, разумеется.

— А про Роми Шнайдер можно? — робко поинтересовался я.

Агент Делона сделал страдальческое лицо.

— Ну, все-таки лучше про «Самурая».

Делон, как ему и полагалось, опаздывал. Был священный в Париже час обеда. Dejeuner! Какое-то время в полном одиночестве я просидел в пыльноватой, полутемной прихожей под афишей «Борсалино».

Потом переместился в приемную, где древний агрегат, похожий на факс, с жутким скрежетом изрыгал бесконечные листы бумаги. Но, похоже, их некому было здесь читать или хотя бы аккуратно разложить в стопку. На всем лежала печать запустения, упадка и усталости.

В какой-то момент мимо меня пронесся немолодой господин с обветренным красным лицом, укутанный до подбородка в голубой вязаный шарф, как в детстве при ангине. Недобро глянув на меня пронзительными синими глазами из-под набрякших век, он коротко кивнул: «Ален» — и протянул повелительную руку. Это был он!

Разумеется, я не ждал, что сейчас появится красавец образца 1959 года, в которого безнадежно и навсегда влюбилась юная Роми Шнайдер. К тому же я видел его поздние фильмы и более или менее представлял, как он выглядел. Но там Ален Делон был выше и как-то молодцеватее.
 

Запах «Самурая»

Пока он бодро, почти без запинок, как вызубренный урок, шпарил текст пресс-релиза «Самурая», я попытался отстраненным взглядом рассмотреть его ухоженные шестидесятилетние морщины, его точеный профиль, его аккуратно подстриженную седину и нервные руки.

Его то и дело тянуло до меня дотронуться. Когда ему не хватает слов, ему необходим тактильный контакт с его собеседником. В качестве последнего аргумента он хватался за зеленоватый хрустальный флакон с духами «Самурай» и щедро прыскал ими себе и мне на руки. Потом по его приказу мы синхронно вдыхали аромат на наших запястьях, молча обмениваясь долгими взглядами. Глаза в глаза. Как два заговорщика.

— Magnifique! — восклицал Делон.

— Admirable! — подтверждал я.

Довольный произведенным эффектом, он облегченно откидывался на спинку кресла, готовый говорить и на другие темы. Я, разумеется, завел любимую пластинку про Роми. Тем более, что их совместная фотография времен фильма «Бассейн» в серебряной рамке стояла на почетном месте среди множества других снимков, расставленных на комоде в его кабинете.

Почему-то запомнилось, что там еще было много оплывших ароматических свечей. Наверное, когда он их все зажигал, этот уголок с портретами знатных покойников становился похожим на алтарь.

Сиятельные особы

Известно, что он познакомился и сошелся с Роми, когда оба были совсем юными: ей 21, ему 24. Но она-то была уже самая популярная звезда в немецкоязычном мире, а он только начинал свою карьеру. Делон не говорил по-немецки, Роми почти не знала французский. Со стороны их знакомство на съемках фильма «Кристина» было похоже на встречу сиятельных особ двух царствующих домов. Никаких чувств, никакой особой приязни, один государственный, а в данном случае кинематографический расчет.

Они сразу не понравились друг другу. Ссорились всю дорогу, пока шли съемки. На его вкус, она была слишком буржуазной, а он для нее — слишком самовлюбленным и наглым. К тому же ее отчетливо тянуло к мужчинам много старше себя.

После смерти известного немецкого актера Курда Юргенса в печать попали любовные письма молоденькой Роми. Он завещал их сжечь, но как часто водится, наследники предпочли их продать. Ведь речь шла о первой любви Роми Шнайдер. А там где Роми, там всегда можно заработать денег. Много денег!

Когда она влюбилась в Юргенса, ей было 19, а ему сильно за пятьдесят. Солидный импозантный мужчина на роли благородных отцов. Он станет ее партнером в фильме «Катя» («Катя, некоронованная царица»), где они разыгрывали трагический мезальянс русского царя Александра II и княжны Екатерины Долгорукой. Опытный, серьезный мужчина, Юргенс, похоже, не позволит себе зайти слишком далеко, осторожно переведя пылкую девичью влюбленность в рамки нежной дружбы.

Смертоносный самосвал

Письма Роми выдают страстную, необузданную натуру. По ним видно, как она спешит упразднить границу между кино и действительностью, как произвольно путает слова роли и собственные чувства. Она и дальше будет влюбляться в своих партнеров, желая обрести в них то, чего ей так не хватало в реальной жизни.

На этот счет существуют даже специальные исследования психологов, которые вычислили: если актер начинает свою карьеру слишком рано, как Шнайдер в 14 лет, то неизбежны психические отклонения и трансформации. Неспособность разделять себя в роли и себя в жизни. Наверное, лучше всех сформулирует артист и шансонье Жак Дютронк, с которым у Роми был недолгий роман во время съемок фильма «Главное — любить»: «Ей до зарезу было нужно, чтобы ее любили… Но я был всего лишь шофером такси-легковушки рядом с водителем многотонного грузовика».

Именно такой Роми Шнайдер предстает в мемуарах своих бывших возлюбленных — смертоносный самосвал, несущийся на дикой скорости и сметающий все на своем пути. В степенном взрослом Юргенсе она попытается найти отца, которого была лишена в детстве. В юном Алене Делоне искала товарища, сообщника, старшего брата. Именно он должен был спасти ее от деспотии властной матери Магды Шнайдер, от всего этого приторного немецкого уюта и мелочных расчетов, которые вел daddy, второй муж Магды Ганс Герберт Блацгейм, известный предприниматель и хотельер, контролировавший все ее контракты, гонорары и расходы.

Кстати, первый серьезный конфликт в их семье случился, когда Делон уже в официальном статусе жениха попытается отжать у отчима ее деньги. Спустя годы его злое пророчество, что daddy оставит Роми без гроша, полностью подтвердится. Все ее капиталы, заработанные на фильмах про австрийскую императрицу Сисси, растают как дым.
После смерти Блацгейма в 1968 году выяснилось, что от него остались лишь долги. Магда будет вынуждена продать свои драгоценности, а Роми придется срочно возвращаться в кино. Иначе банкротства было не избежать.

Иностранка в Париже

Но тогда, в 1959 году, влюбившись в Делона, она рванула за ним в Париж без всякого приглашения. И вообще в «одном из главных любовных романов ХХ века» именно Роми проявляла максимум инициативы и настойчивости. До поры до времени Делону оставалось только покорно подчиняться и подыгрывать своей австрийской принцессе в леопардовом манто.

Почему-то на многих фотографиях тех лет Роми зябко кутается в этот мех. Ей холодно, ее знобит. Она все время ждет Делона, караулит его, боится потерять из вида. Без нее не обходится ни одна его съемка или репетиция. Она все время маячит где-то поблизости.

Мари Лафоре, знаменитая певица, актриса и партнерша Делона по фильму «На ярком солнце», рассказывала мне, как по окончании съемочного дня обязательно возникала Роми и буквально уволакивала Делона с собой, не давая ему расслабиться или не дай бог с кем-то пофлиртовать. Она все время была начеку, на страже. «Не тронь добычу!»

Поначалу ему, конечно, льстила эта преданность, но в какой-то момент начала действовать на нервы. Роми надо было найти занятие. Ее репутация австрийской кинозвезды мало кого интересовала в Париже. К тому же немецкий акцент, который потом станет ее фирменным отличием, поначалу очень раздражал высокомерных французов.

Иностранки, как экзотические птицы, и раньше тут особым спросом не пользовались. Если даже великая Марлен Дитрих потерпела полное фиаско, когда снялась вместе с Жаном Габеном в «Мартене Руманьяке», что же говорить о маленькой австриячке, которую местный киномир воспринимал, только как невесту новой звезды Алена Делона.

Рядом с Герцогом

Сам он был занят исключительно собой и совсем не спешил знакомить ее с модными режиссерами «Новой волны» или подыскивать сценарии с подходящими ей ролями. Единственное, что он сделал — это представил ее Лукино Висконти, у которого сам тогда снимался в «Рокко и его братьях». Но и одной этой встречи было достаточно, чтобы радикально изменить актерскую судьбу Роми.

Она влюбилась в Висконти, почти как до того в Юргенса. Ей, как и Делону, не имевшему профессионального актерского образования, требовался мудрый наставник, учитель по жизни, преданный старший друг. К тому же он был человек другой породы, большого стиля, размаха. Герцог! Рядом с ним они чувствовали себя маленькими простолюдинами, пусть даже в своих леопардовых манто и феррари.

«Висконти придавал мне силу. Я была в него влюблена, — признается она в интервью журналу «Штерн» в апреле 1981 года, — но тогда не понимала, что он тоже в меня влюблен — на свой лад. Все знали, что он — гомосексуал, и я себя сдерживала. Не рискнула признаться ему, что я его люблю. Теперь слишком поздно».

Именно тогда возник их странный союз, где все было построено на ревнивом соперничестве, страстном желании понравиться мэтру, на взаимном притяжении, которое излучали все трое. Конечно, Висконти был сам всерьез увлечен Делоном, но и с Роми он испытывал что-то вроде азарта Пигмалиона. Он знал, как сделать из нее настоящую европейскую звезду и как превратить эту пухлощекую девицу в неотразимую диву.

Для этого он первым делом отвезет ее на Rue Cambon к своей давней подруге Коко Шанель.

— Какая славная венская булочка, — с интонацией опытной людоедки воскликнет Великая Мадемуазель.

И тут же строго добавит: «Надо худеть».

Позднее вместе с Висконти они придумают для Роми образ маленькой буржуазки, капризной папиной дочки, упакованной с головы до ног в жемчуга и невесомый твид Сhanel (дружба дружбой, а product placement еще никому не помешал!). Висконти поместит ее, как главную драгоценность, в изысканную оправу своей киноновеллы под названием «Работа» в фильме «Бокаччо-70».

Наконец, он подарит ей и Делону главные роли в своем спектакле «Нельзя ее развратницей назвать» по пьесе знатного елизаветинца Джона Форда. История кровосмесительного инцеста между братом и сестрой, эффектно декорированная в ренессансные шелка и бархат, станет главной сенсаций парижского театрального сезона 1961 года.

Только после Аннабеллы, сыгранной на пределе физических и психологических возможностей, Роми впервые почувствовала себя настоящей актрисой. В благодарность за первый успех она получит от Висконти в подарок фамильное кольцо его матери — черное дерево с бриллиантами, с которым не будет расставаться никогда.

Роль с отсветом на судьбу

Казалось, что теперь они с Висконти обручены навсегда. Но нет, следующая встреча актрисы и режиссера состоится лишь десять лет спустя, когда он позовет ее сыграть императрицу Елизавету в фильме «Людвиг». И она, поклявшаяся самыми страшными клятвами никогда больше не возвращаться к ненавистной Сисси, станет снова примерять неподъемные парики, шнуровать корсет, будет опять учиться ходить в длинных платьях и красиво гарцевать на лошади в амазонке.

Роми невероятно шли шлейфы, турнюры, вуали, кружевные зонтики, перчатки, веера, изящные хлысты для конной выездки. Весь этот исторический реквизит никогда не выглядел на ней чужим, заемным, взятым напрокат из студийной гардеробной. То, что по молодости и неопытности она не доиграла в своих ранних исторических фильмах, она снова прожила в «Людвиге» у Висконти.

И это ее тайная тема опасной силы в пустоте, нескончаемого бега по одному и тому же кругу, ее гипнотическая тевтонская красота, доведенная до совершенства камерой Армандо Наннуцци — все это вдруг сошлось в образе прекрасной императрицы-амазонки, неприкаянной странницы, сбежавшей из другого века, из другого мира и не находящей нигде себе пристанища.

Еще задолго до всех звезд экрана и таблоидов царственная героиня Роми Шнайдер стала первой звездой-жертвой, чья судьба воспринималась и «читалась» современниками как некий роман с продолжением. Подробностей, разумеется, не знал никто. Тогда еще не изобрели соцсетей, а журналистов легко могли привлечь к штрафу или даже уголовной ответственности за неуважение к королевской особе.

Но при этом тайна, которая окружала всю жизнь Елизавету, ее поспешные отъезды из Вены, ее явное нежелание участвовать в жизни двора, наконец, загадочная гибель сына, эрцгерцога Рудольфа в Майерлинге, — все это складывалось в один захватывающий сюжет, одинаково занимательный как для обывателей, так и для историков. Казалось, что императрица Елизавета только и хотела быть забытой, бесконечно скрываясь под траурными вуалями, темными одеждами и подложными именами в гранд-отелях, где останавливалась во время своих бесконечных странствий. Но, как и следовало ожидать, она возбуждала еще больший интерес, под конец ставший смахивать на манию.

Она пыталась бежать от мира, но тот не желал оставить ее в покое, а будет преследовать ее по пятам с напильником в руках, чтобы настичь на женевской набережной в тот момент, когда она должна будет сесть на корабль. Иногда роли бросают странный отсвет на всю последующую судьбу актера. Именно это произошло с Роми Шнайдер.

Несбывшаяся мечта Висконти

Уже совсем больной, полупарализованный Висконти мечтал снять Роми и Делона в своем последнем фильме «Невинный» по роману Д’Аннунцио. Это мог бы быть символичный и красивый жест свести вновь на экране бывших возлюбленных. Снова, как когда-то, почувствовать себя маленькой артистической семьей. Но там все не сошлось с самого начала: Роми была беременна, и съемки пришлось бы надолго откладывать. Но причина была, конечно, не в ней, а в Делоне.

— Вы можете себе представить, чтобы я стал убивать младенца? — сухо спросит меня Делон, когда мы заговорили о «Невинном».
Его правая бровь раздраженно поползла вверх, выдавая подступающий гнев.

— Но Роми… — не унимался я.

— Я много для нее сделал, — отрезал он. — После того, как мы расстались и она уехала в свой Берлин, и ее все успели забыть. В Германии, впрочем, тоже особых успехов она не достигла. До «Бассейна» она вообще была никому не нужна. Никому! Это я ее позвал. Это я дал ей шанс вернуться в кино. Если бы не «Бассейн», вряд ли бы вы сейчас меня о ней спрашивали.

Самурай раздражен. Мы слишком долго говорим не о нем. Зачем я все время спрашиваю о других? Они все умерли. А он-то жив! Разводится, сходится, снимается, выпускает духи, носится по февральскому Парижу в одном пиджаке с шарфом через плечо. И причем тут «Невинный»? Одним фильмом меньше, одним больше! Что это может изменить в его жизни и в его фильмографии?

Платье с запахом нафталина

Чтобы не усугублять закипающее раздражение звезды, я тороплюсь свернуть беседу и готов уже откланяться. Но Делон снова хватает меня за рукав и говорит уже более примирительным, дружелюбным тоном.

— Я вижу, что Роми и Лукино вас интересуют больше «Самурая». Идемте со мной, я должен вам кое-что показать.

Он ведет меня через полутемный коридор, заваленный штабелями каких-то папок и ненужных рекламных буклетов. Он открывает своим ключом дверь в комнату, превращенную в кладовую. Там в центре среди бесконечных коробок на вешалке висел большой пластиковый пакет, в котором командировочные обычно возят свои выходные костюмы.

Резким жестом (а Делон все делает резко!) он дергает молнию и извлекает оттуда громоздкий исторический костюм эпохи Возрождения — длинное женское платье с расшитым лифом из бирюзового шелка. Запах нафталина перебивает аромат «Самурая».

— Роми играла в нем Аннабеллу, — скажет он с горделивой интонацией собственника. — Дизайн придумал сам Висконти. А я его выкупил, когда распродавали имущество «Театра де Пари». Дорого, но оно того стоило. Красивое, правда?

— Admirable.

Сергей Николаевич/«Открытый город»