Фонд Бориса и Инары Тетеревых: праздник для всех

Вначале немного мемуаров. Первые рижские гастроли Театра Романа Виктюка в 1992-м. Зима, холод, беспробудная темень. Гостиничные батареи не греют, фонари не горят. И какая-то сонная усталость разлита в воздухе, как бывает после тяжелой болезни, когда угроза миновала, а сил ни на что нет: только дремать, лежать и видеть сны…

Такой мне показалась эта первая зима в независимой Латвии. А тут московские гости, эти странные «Служанки». Какие-то мужики в юбках, разрисованные инфернальным гримом. Изыск, истома и упадок модерна. Пение и вопли Далиды. «Je sui malade». И тоже про болезнь, но другую, странную, «высокую», как сказал бы поэт! Что-то такое тогда на сцене трепетало, сверкало и парило, от чего грустная, погруженная в себя и свои проблемы Рига вдруг ожила, как спящая принцесса после долгожданного поцелуя. Спокойные, рассудительные рижане, столько всего повидавшие и недавно пережившие, вдруг в каком-то необъяснимом порыве повскакали с мест и рванули к сцене с криками «браво».

Собственно, зал на «Служанках» и был продолжением того ликования и той свободы, о которых в повседневной череде забот и дел все успели забыть. Потому что все проходит и забывается, но вот такие мгновения счастья, которые можно пережить только в театре, забыть нельзя.

Я помню их, как всегда буду помнить имя человека, без которого приезд в Ригу «Служанок» никогда бы не состоялся. Этот человек — Борис Тетерев, меценат, филантроп, почетный член Латвийской академии наук, обладатель звания «Посол доброй воли Юнеско» и множества разных престижных наград, полученных в разные годы за свою могучую благотворительную деятельность.

Но тогда, в 1992 году, он был начинающим бизнесменом, генеральным директором небольшой дилерской компании Mūsa Motors. И гастроли «Служанок», затеянные его другом, продюсером Георгом Стражновым, были, по сути, одним из его первых опытов филантропии.

Много лет спустя, когда я спрашивал Бориса, почему он выбрал спектакль Виктюка, он даже не нашелся сразу, что ответить. За яркость, за смелость, за прекрасное безумие, без которого наша жизнь была бы тусклой и скучной. И плевать он хотел на чужие ухмылки и многозначительные интонации («Ну мы же с вами понимаем, что это за театр, Борис Изидорович!»).

В искусстве, как и в жизни, Тетерев мыслил свободно, без предвзятости и стереотипов. У него был инстинкт первооткрывателя, вкус к новизне, размах выдающегося новатора. Может быть, поэтому за десять лет он превратил Mūsa Motors в один из самых мощных дилерских концернов Европы, а в какой-то момент стал одним из самых богатых людей в Латвии. Но деньги мало суметь заработать. Их надо уметь сохранить, а еще лучше красиво потратить. За год до кризиса 2008 года Тетерев удачно продал московский бизнес и отошел от управления компании. Теперь он мог позволить себе беззаботную жизнь международного рантье. Но ему это было скучно. Он привык действовать, привык быть в гуще событий. Он любил помогать. Обожал учиться. Не боялся все начинать сначала. Сам признавался, какой это кайф — быть «вечным студентом».

Помню, как Борис объяснял мне, что учиться в 18 лет — это абсолютная ерунда. «Ты же совсем пустой! — восклицал он. — У тебя за душой ничего, кроме школьных экзаменов. Столько всего на свете прекрасного, столько всего хочется, а тебе надо учить какую-нибудь античную философию, потому что у тебя завтра по ней зачет или экзамен. Тоска! Другое дело, когда начинаешь заниматься этим уже в зрелом возрасте по собственному желанию, когда у тебя сложилось свое представление о мире и о собственном месте в нем. И ты никуда не гонишь, а просто неспешно открываешь новые территории искусства, литературы, истории.

Сколько себя помню, я всегда учился. Вначале в русской школе. Потом в медицинском институте. Моя жена Инара любит вспоминать, как я люто завидовал тому, что у нее в латышской школе было больше гуманитарных предметов, чем у нас. Мне всегда было мало того, что полагалось по программе. Хотелось больше, еще больше! Я учился читать на скорость, погружался в историю религии. Когда наступили новые времена, всерьез занялся теорией правильного инвестирования, которая мне потом очень пригодилась. Возникли первые кинопроекты — и захотелось больше узнать о том, как устроен кинобизнес, а там рукой подать и до истории кино, в которую я ушел с головой. Вот было счастье!»
 

…А гондола плывет

Бориса не стало три года назад. Ему было всего 65 лет. Перечитываю сегодня записи наших давних бесед и как будто слышу и вижу его, энергичного, деятельного, увлеченного очередным своим новым проектом. Сколько их было? Всех, наверное, и не перечислить! Тем не менее захотелось узнать, что стало с самыми яркими и знаковыми из них. Как живет фонд, созданный Борисом и Инарой Тетеревыми. Как сложилась судьба большинства его благотворительных начинаний и идей.

Конечно, есть явления очевидные, накрепко вписанные в ландшафт латвийской культуры и в рижскую топографию, как, например, памятник Марису Лиепе рядом с Национальной оперой. Сколько вокруг него было споров! Эта литая фигура, похожая на космического пришельца, застывшего в воздухе, так контрастировала со всеми каменными и бронзовыми изваяниями поблизости. Знаю, что памятник вызвал много споров. Поговаривали, что кто-то из родственников Мариса Лиепы был недоволен. Мол, где портретное сходство? Зато Борис ликовал. «Но ведь это хорошо, что спорят, негодуют, ругают. В восприятии искусства не должно быть скучного единодушия».

К этой парящей фигуре постепенно в Риге привыкли. И теперь она воспринимается как часть архитектурного городского ансамбля.

Или знаменитая гондола Дмитрия Гутова, подвешенная под потолком Биржи. Помню, как открывали очередную выставку, на которой должен был присутствовать президент Латвии Раймонд Вейонис с супругой. Мы с женой немного опоздали и уже хотели поискать себе место в задних рядах, как вдруг кто-то из президентской охраны проводил нас в первый ряд и указал на места по самому центру, явно не полагавшиеся нам по ранжиру. Через какое-то время появился президент с супругой, но их разместили чуть поодаль.

Я долго не мог понять смысл этой рокировки, пока не поднял голову и не увидел, что пресловутая гондола находится прямо над нашими головами. Понятно, что на эти места из соображений элементарной безопасности президента нельзя было сажать, но и для телевизионной картинки нет ничего хуже, чем пустующие кресла. Так что мы тогда оказались там очень кстати.

К счастью, гондолу закрепили вполне основательно. С тех пор она там так и парит, похожая на большую черную рыбу, неизвестно как доплывшую до балтийских берегов. Впрочем, почему неизвестно? Очень даже известно! Борис Тетерев, обожающий Венецию и все прекрасное, красивым жестом подарил проект Гутова родному городу, чтобы посетители Биржи глядели не только себе под ноги, но и вверх, любуясь ее идеальными линиями и пропорциями.

Но многого Борис и не успел. Например, так не удалось довести до конца и специальную программу института социальных исследований, инициированную им совместно с американскими учеными. Ее цель — дать четкие рекомендации правительству, как остановить поток эмиграции. Помню, как волновался Борис, когда говорил, что каждый день Латвию покидает 40–50 человек. «И это необязательно латыши, есть там и русские, и евреи, и люди других национальностей. А надо сделать так, чтобы им захотелось жить и работать на родине. Вот ради чего не жалко никаких денег, никаких усилий!». Что стало с этими рекомендациями? Были ли они услышаны или хотя бы рассмотрены?

Что за этим забором?

…Мы сидим с руководителем фонда Мареком Индриксонсом и руководителем проектов Дианой Богдановой в офисе дирекции Ботанического сада и обсуждаем проекты фонда, которые уже состоялись или благополучно продолжаются до сих пор. Символично, что многие из них начались абсолютно случайно. Например, однажды супруги Тетеревы оказались в районе Ботанического сада. На всем пути их следования тянулся сплошной стеной полусгнивший зеленый забор. Хотелось уже поскорее его проехать.

Но Борис остановил машину и решил поискать вход. Конечно, они бывали здесь и раньше. Но никогда не обращали внимания, что сада с улицы не видно. Попасть туда можно, только купив билет.

А ведь это был тот самый знаменитый рижский Ботанический сад Латвийского университета, заложенный в 1922 году по решению первого правительства независимой Латвии. То есть тогда в честь победы молодой республики можно было поставить памятник или построить какое-нибудь величественное сооружение, но решили: пусть будет сад. Как символ новой жизни, как новая надежда, как мечта о плодах, цветах, невиданных деревьях и растениях, которых никогда раньше не было в Латвии.

Но это было давно. А теперь, когда Борис и Инара зашли на его территорию, они ощутили себя Раневской и Гаевым, вернувшимися после долгих странствий в Вишневый сад своего детства. Сад остро требовал заботы, старательных и любящих рук и главное — серьезных финансовых вложений. За десять лет фонд потратил на него более полутора миллиона евро. Это и усовершенствование территории, и обновление старинного яблоневого сада, и создание коллекции диких растений Латвии, и замена устаревших асфальтовых дорожек на историческое гравиевое покрытие. Тут, куда ни шагни, сразу натыкаешься на воспоминания: вот Борис и Инара на фоне осенних георгинов — какой-то желто-алый костер, пламенеющий на сентябрьском солнце. Приехали осматривать результаты трудов и вложений фонда. Их последний визит.

А вот смешные скульптуры: гулливерская «Девушка с туфлей» Айгарса Бикше и Золотой заяц, застывший в центре «Натюрморта» семейного дуэта Бригиты Зелче-Айспуре и Сандиса Айспурса. Эти скульптуры — часть глобального проекта Бориса «Искусство в публичной среде».

В нем жил искусствовед, хорошо усвоивший уроки истории: если праздник не для всех, он обречен на катастрофу. Отсюда его непременное желание подарить этот праздник как можно большему количеству людей. Он не гнался за какой-то непременной «массовостью», хотя, как успешный бизнесмен, любил впечатляющие цифры. Но искренне радовался, когда его увлеченность разделяли те, кто раньше был более или менее равнодушен к садово-парковым затеям. Или когда слышал веселый гомон детей, пытающихся забраться на постамент к Золотому зайцу. И эти голоса, и топот детских ног по садовым дорожкам, и цветущие розы и его любимые георгины, — во всем этом чувствовалась какая-то правильная энергия большого дела, на которое не жаль ни сил, ни времени, ни денег.

В этом году Фонд Бориса и Инары Тетеревых выделил большую сумму на установку системы автоматического полива. На самом деле это сложная и дорогостоящая история — обеспечить действенную систему орошения почти 14 гектаров. Фактически это создание новой магистральной водопроводной сети и ирригационной системы. За образец взяты прославленные ботанические сады Европы и США.

Важно, что реконструкция происходит в максимально щадящем режиме, чтобы защитить растения от грубого технологического вмешательства. По словам директора Ботанического сада Улдиса Кондратовичса, трубы прокладываются специальным бестраншейным способом — без глубинного копания, поэтому ведущиеся работы не создают проблем для посетителей, пришедших насладиться великолепием сада. И это тоже важно. Иной раз от первой встречи, от первого впечатления зависит весь последующий ход событий.

Кстати, забор Ботанического сада после визита Инары и Бориса Тетеревых был заменен. Причем Борис настоял, чтобы это была добротная ограда из металлических прутьев, сквозь которую все видно. Зачем скрывать красоту?

Формула счастья

Впервые они приехали в Рундальский дворец летом 1997 года. К тому времени реставрационные работы здесь велись с переменным успехом более десяти лет. Но к 1992 году они были намертво заморожены. Все, что удалось восстановить и привести в порядок — несколько парадных залов. На большее не было ни ресурсов, ни возможностей.

Об этом Тетеревы узнали от экскурсовода Елены Форсте, которая их водила по дворцу. Вначале в глаза бросилась сгнившая деревянная лестница во дворе. Потом дошли до помещения, бывшего когда-то будуаром и спальней герцогини Доротеи Бирон. Там Борис спросил, а сколько может стоить реставрация этих залов. Форсте не стала импровизировать, а просто попросила отправить в офис Тетереву подробную смету реставрационных работ.

— Всего-то! — воскликнул Борис.

Воспитанный в почтении перед музейными авторитетами и легендами, он искренне считал, что дворцовая роскошь тянет на гораздо какие-то более внушительные цифры. Первый транш для лестницы был перечислен сразу. Потом дошла очередь и до «будуара герцогини». И с этого началась история еще одного важного проекта Фонда Бориса и Инары Тетеревых.

Точнее, фонд еще не был зарегистрирован (официально его открыли позднее). Но был великолепный дворец, «шафрановый Версаль», как его называли современники, единственный в своем роде, памятник истории Латвии, все помнящий, все переживший, будто замерший в ожидании новых времен, которые для него не спешили наступить. Но конечно, это еще и заслуга директора Рундальского дворца, его хранителя и спасителя г-н Имантса Ланцманиса. О нем Борис рассказывал мне всегда с абсолютным восхищением. Его тянуло не просто к знаменитостям, но к людям высокой духовности и подлинным интеллектуалам.

Мы встретились с г-ном Ланцманисом в Рундале. Четыре года назад он покинул пост директора музея, но по-прежнему связан тесно с дворцом, воспринимая его как некое живое существо, нуждающееся в его постоянном участии и присмотре.

— Я воспринимаю этот дворец как некую таинственную и сложную сущность, которая имеет свои отношения с миром и людьми. Моя покойная жена, которая очень тонко чувствовала внутренние состояние и настроения, мне часто говорила: «Дворец нас не принимает». «Ну как же, — возражал я, — он же должен знать, что мы хотим ему только добра». На что она мне всегда отвечала: мы не можем выбрать Добро. Именно так с заглавной буквы. Добро должно выбрать нас само. Именно это и произошло с Рундале. Борис появился в очень трудный для нас период, когда мы должны были научиться жить по-новому.

В 1992 году нам было объявлено, что больше средств на реставрацию не будет. Теперь надо было жить только на то, что мы выручали от продажи билетов. Иной месяц я не знал, хватит ли денег на самую скромную зарплату сотрудникам. В течение двух зим мы не могли отапливать дворец и вынуждены были все ютиться в низеньком здании бывшей корчмы. Весной по стенам и потолкам в дворцовых помещениях текли потоки воды. Мы только успевали подставлять ведра. Одна из лестниц во дворе полностью сгнила. К своему стыду вынужден признаться, я совсем не умею ходить с протянутой рукой по спонсорам. Ну, нет такого у меня таланта! А в случае с Борисом все было спонтанно и случайно. И этот их визит с Инарой, и предложение Бориса прислать смету на восстановление будуара герцогини и на сгнившую лестницу. Он просто вынимал деньги из своего кармана. Без всяких просьб с моей стороны и напоминаний. Долгое время никто не знал, кто оплачивает реставрацию. В курсе были только я и наш бухгалтер.

Но самое потрясающее, что меня бесконечно тронуло и что я никогда не забуду, Борис и Инара были первыми и единственными в моей жизни меценатами, от которых я услышал слова благодарности. Помилуйте! За что вы нас благодарите? Это вы наши ангелы-спасители! О, нет, говорили они, мы вам так благодарны, что за эти деньги, которые всего лишь дензнаки, вы смогли сотворить такую красоту.

Мне кажется, они тогда впервые увидели, что деньги могут послужить чему-то подлинно замечательному и даже великому. Как правило, богатые люди стремятся стать еще богаче. Им надо все больше и больше. Но Борис был исключением из этого правила. Однажды он мне честно признался: «Я хочу умереть с одним долларом в кармане». Бог не дал ему этого, он слишком рано ушел. Но всей своей жизнью он доказал, что формула счастья существует. И она заключается лишь в том, чтобы делать других счастливыми.

Оба они, и Борис, и Инара, люди, как мне кажется, по натуре не очень-то сентиментальные. Но как часто я замечал слезы радости в их глазах, когда они переступали порог дворца и видели, как он преобразился. И, конечно, думаю, что им было очень приятно, когда на прием по случаю завершения реставрации Рундальского дворца пожаловал нынешней глава династии Биронов, принц Эрнст-Иоганн с принцессой Елизаветой, а вместе с ними и множество высокопоставленных лиц. Вообще, мне казалось, что Борис — это пришелец из какого-то совершенно другого мира. Глаза всегда блестят. Со мной он говорил обычно о чем-то возвышенном и отвлеченном. Вот уж кто был совсем не делец по складу ума и характеру. То есть и это ему было дано, а иначе как бы он стал мультимиллионером. Но скорее это его тяготило. А душа его рвалась к звездам и красоте.

Еще до того, как реставрация была закончена, у г-на Ланцманиса возникла идея издать научный труд, который стал бы подробной хроникой создания и возрождения дворца. Фонд Бориса и Инары Тетеревых с энтузиазмом поддержал его идею. Фактически, это летопись, охватывающая почти три столетия в истории Латвии. Тут и архивные материалы, и подробное описание дворцового ансамбля, каким он был задуман Б. Растрелли, и жизнеописание нескольких поколений владельцев Рундале, и масштабный цикл реставрационных работ, к которым в разное время были подключены профессионалы высочайшего класса, и история создания нынешней экспозиции и восстановление прилегающих к замку территорий.

Сегодня в садах Рундале благоухают розы как раз тех сортов, которые были когда-то при Бироне. На очереди возвращение в Рундале фруктовых деревьев, которые тут были завезены в XVIII веке. Интересно же, как изменился с тех пор вкус рундальских яблок и груш? Или, может, совсем не изменился? Но это нам еще предстоит узнать.

Ломоть хлеба

Напрасно думать, что Борис Тетерев игнорировал суровую прозу жизни. Вовсе нет! Помощь малообеспеченным, поддержка благотворительных кухонь, финансирование различных инициатив по обустройству огородов, овощных заготовок на зиму и занятий ремеслами на продажу — это все тоже Фонд Бориса и Инары Тетеревых. Еще недавно казалось, что острой надобности в бесплатных обедах больше нет. Но, увы, очереди к суповым кухням по-прежнему не убывают. В иные дни очередь к суповой кухне, например, на улице Кр. Барона, тянется на многие десятки метров. Сюда может прийти каждый. Там не требуется подтверждения твоего бездомного или малообеспеченного статуса. Большинство держит в руках пластиковые ведерки. Бросается в глаза, что много мужчин за 50. Женщины в основном пенсионного возраста. Те, кто моложе, выглядят довольно плачевно.

Есть легенда, по которой Борис случайно в середине девяностых увидел в окне одной из таких бесплатных столовых своего педагога, университетского профессора. Тот его не заметил, поглощенный едой, но Борис был так потрясен этим зрелищем, что первым дело бросился узнавать, как можно было бы помочь суповым кухням.

Поначалу фонд финансировал закупку и приготовление продуктов, но потом выяснилось, что торговые сети готовы щедро делиться своей продукцией, зато есть серьезная проблема с новыми энергоемкими плитами, современными холодильниками, разделочными столами, кухонной утварью. Список получился внушительный. Сегодня фонд регулярно выделяет немалые деньги для этих дорогостоящих приобретений. Уже более десятка благотворительных кухонь смогли приобрести технику, обновить оборудование, сделать ремонты.

— Мы ведь сами обеды не готовим, — рассказывает Марек Индриксонс. — Наша задача наладить процесс, найти надежных партнеров, ну и проследить, как там работают наши плиты и холодильники.

Впечатляет и итоговая цифра, которая год от года варьируется. Например, в холодные месяцы 2013/2014 годов по всей Латвии было выдано 500 000 порций горячей еды. Что будет нынешней зимой, никто не знает.

Впрочем, есть и другая проблема. Многие из тех, кто всерьез нуждается, никогда в очередь за бесплатным супом не встанут. Гордость не позволяет. Именно о них думали Борис с Инарой, когда задумывали проект «Сам для своего семейного стола». Программа рассчитана на тех, кто своими силами готов улучшить собственные условия жизни. «Мне не надо вашей рыбы, дайте мне только удочку», — любимая присказка Бориса Тетерева нашла свое зримое воплощение в большом конкурсе некоммерческих проектов, который проводится с 2017 года. Поддержку в виде грантов фонда получили некоммерческие организации из Курземе, Видземе, Земгале, Латгале. Фактически этой программой удалось охватить всю Латвию. Причем каждый раз в огороднических проектах принимает участие в два раз больше народу, чем изначально предполагалось. А почему нет? Если совершенно бесплатно ты можешь получить и семена, и рассаду, и весь садовый инвентарь. Только трудись себе на радость!

У проекта имеется и долгосрочная цель — научить людей обрабатывать землю, показать, как надо правильно ухаживать за садом и огородом, собирать урожай, консервировать фрукты и овощи. Потому организации, реализующие такие проекты, еще и предоставляют консультации специалистов-агрономов и энтузиастов-садоводов. В помощь прилагается и справочник — руководство по ведению хозяйства, созданный на основе советов по земледелию известного садовода Элеоноры Марцини. И тоже совершенно бесплатно.

Продолжение театрального романа

Во всем нужна система. Борис Тетерев был человеком порывов и красивых жестов. Но и он в конце концов пришел к тому, что их с Инарой фонд будет развиваться по пяти ключевым направлениям: культура и искусство, социальные программы, образование, помощь животным и помощь регионам. Структура эта сохраняется без изменений и спустя три года после его кончины. Добавилось только количество стипендией его имени в Рижском университете им. П. Страдыня. В этом году их будет рекордно много в области медицины — целых двадцать! Ведь учиться на врача надо долго. И стипендия Тетерева еще как пригодится!

А год назад именем Бориса Тетерева была названа самая современная аудитория РСУ — она находится в Центре технологий медицинского образования Рижского университета им. П. Страдыня. На открытии ректор РСУ профессор Айгарс Петерсонс сказал:

— Говорят, что истинным мерилом жизни человека является его щедрость, и могу утверждать, что меценат Борис Тетерев установил очень высокую планку. Назвав самую современную аудиторию университета именем мецената, его Alma Mater напомнит будущим поколениям о вкладе в науку, образование и культуру. С самого начала деятельности поддержка Фонда Бориса и Инары Тетеревых была важна для сотен студентов, преподавателей, ученых и выпускников. Этот вклад будет продолжать жить в этой аудитории и за ее пределами.

…Свой рассказ я начал с воспоминаний о спектакле «Служанки» — одного из первых проектов мецената Бориса Тетерева в 1992 году.
Удивительным образом театр сопровождал его всегда. Борис был сам человек-театр. В нем жил актер, и режиссер, и шоумен. Куда бы ни пришел, вокруг всегда возникал какой-то веселый вихрь. И конечно, музыка. Борис прекрасно играл на рояле. Символично, что и спектакли в Театре русской драмы, которые были поставлены при поддержке фонда, — по большей части музыкальные. Один из самых знаковых и любимых «Танго между строк» — фантазия на музыку знаменитого рижанина Оскара Строка.

Борис как никто знал и ощущал мимолетность жизни, мимолетность театра. Но как человек деятельный и энергичный, не хотел смириться с тем, что от всех этих прекрасных спектаклей ничего не останется, кроме фотографий, пожелтевших афиш и мемуаров.

Именно поэтому в 2012 году предложил Латвийскому телевидению вместе создавать особый проект — Teātris.zip — для записи лучших спектаклей латвийских театров разных времен и их показа на телевидении.

За эти годы было отснято уже 180 спектаклей. Эти видеозаписи являются золотым фондом латвийской культуры. А если еще добавить, что ТВ-показы спектаклей сопровождаются вступительным словом или дискуссией под руководством блистательного Оярса Рубениса, замечательного знатока и профессионала театра, то не стоит удивляться впечатляющим цифрам просмотров: за эти годы записи Teātris.zip присмотрело более 7 миллионов человек.

Мы же помним девиз Бориса Тетерева «Праздник для всех». Он был ему верен с самого начала и до конца. Откуда это в нем? И эта щедрость, и размах, и ощущение мимолетности, хрупкости ускользающего бытия?

Снова прокручиваю запись нашего давнего интервью. Слышу его баритон насмешника, удачника и бонвивана. Но, кажется, в тот момент он был абсолютно серьезным.

— Я родился в год, когда умер Сталин. Мое детство пришлось на 60-е. Я помню хрущевскую «оттепель», которая длилась недолго, но странным образом жила во мне все те годы, что я учился, работал врачом, потом затеял свой бизнес, стал богат. Я где-то прочел, что 60-е годы ХХ века были лучшим временем в истории человечества. И у нас, и там у них. Время надежды, что мир можно изменить к лучшему. Я по-прежнему в это верю. И потом не забывай, что я все-таки давал Клятву Гиппократа. А ведь это многого стоит!

Сергей Николаевич/«Открытый город».

Фото: архив Фонда Бориса и Инары Тетеревых