Ежедневный журнал о Латвии Freecity.lv
Тот, кто отдаёт свою свободу за безопасность, не получает ни того ни другого.
Томас Джефферсон, 3-й президент США
Latviannews
English version

Александр Генис – рижский американец

Поделиться:
Александр Генис накануне юбилея. Фото из Фейсбук.
Сегодня известному писателю и многолетнему автору «Открытого города» Александру Генису исполняется 70 лет. В юбилей писателя о днях его рижской юности вспоминает его однокурсница Татьяна Фаст.

"С Сашей мы вместе учились на факультете русской филологии Латвийского университета в далекие 70-е. Готовили на филфаке преподавателей русского языка, но я не помню ни одного из своих однокурсников, кто бы пришел туда с мечтой о работе в школе. Все шли, чтобы получить «вышку», диплом о высшем образовании, а потом разлетались кто куда.

Саша Генис, наверное, был единственный, кто учился на филолога осмысленно. Как он сам потом признавался, это приближало его к большой литературе, о которой он тайно мечтал с детства.


Генис выделялся на факультете с первого дня. На нашем женском курсе было всего 4 мальчика, трое из которых писали стихи и смотрели куда-то мимо нас, девушек, а Саша был вполне приземленный, худой, лохматый, с кудрями до плеч, в модных джинсах, он очень старался походить на хиппи, поэтому нравился однокурсницам. Не удивительно, что на 2 курсе перед одной из них он не устоял – Ира Сергеева, сейчас Генис, стала его спутницей на всю жизнь.

Саша с первого курса был отличником. Его сразу же полюбили все наши преподаватели – и знаток античной литературы, легендарная Лия Моисеевна Черфас, и специалист по зарубежке Инна Юрьевна Карбанова, и литературовед Лиесма Эвалдовна Сокол, и фольклорист Дмитрий Сергеевич Мирский...

Помню, когда на факультет приехал из Тарту великий литературовед и семиотик Юрий Лотман, Генис был единственным, кто прочел его классический труд -- “Анализ поэтического текста” и не побоялся вступить в полемику с классиком. Из четырех лекций Лотмана о семиотике, которые он прочел нашим филологам, Саша был одним из немногих студентов, кто прослушал все. Зато сейчас он с чистой совестью ездит на литературный фестиваль Prima Vista, который проходит в Тарту и посвящен знаменитому Лотману.

Получив профессию русского филолога, Генис в 1977 году уехал в Америку.


Более бесполезный багаж для эмиграции трудно было придумать. Уехать в Америку, чтобы преподавать русский язык? Или чтобы писать по-русски?


Но ему повезло. Он попал в среду таких же талантливых гуманитариев – Сергея Довлатова, Петра Вайля, которые тоже жаждали писать. Их совместным детищем стала легендарная газета «Русский американец». Ее атмосфера и творческая среда во многом помогли Саше стать писателем.

После эмиграции Генис не был в Риге 15 лет. А когда в 1992 году приехал, то заново влюбился в родной город. Говорит, что побывал в 70 городах, но красивее Риги ничего нет. Прожив 45 лет в Нью-Йорке, он по-прежнему называет себя рижанином. Последние годы он приезжает сюда регулярно. Когда ходит по улицам, то улыбается блаженной улыбкой, а глаза его светятся от счастья. У него все вызывает восторг: шпили рижских соборов, маскароны на фасадах зданий, даже дождь – он говорит, что это его любимая погода.

Во всякий свой приезд Генис навещает дом на улице Суворова, ныне Марияс, номер 8, где жил с родителями в коммунальной квартире. Однажды, проходя мимо, он увидел портрет Хэмингуэя на своем бывшем балконе. «Теперь я за квартиру спокоен, -- сказал Саша, -- здесь живут правильные люди».


Сегодня Александр Генис – один из самых известных писателей русской эмиграции. Он стоит в одном ряду с Довлатовым, Акуниным, Пелевиным, Сорокиным…


Однажды в Нью-Йорке Саша познакомил меня с внучкой классика еврейской литературы Шалома Алейхама, знаменитой американской писательницей Бел Кауфман, автором романа «Вверх по лестнице, ведущей вниз». Она прожила 103 года, а я ее застала в возрасте под 90. Знакомство произошло так неожиданно, что я не придумала ничего другого, как спросить: «Над чем вы сейчас работаете?» Величавая Бел, оглядев меня с высоты своих 12-сантиметровых каблуков, ответила: «Вот собираюсь мемуары писать. Как вы думаете, деточка, не рановато ли?»

Чувство юмора – одно из главных качеств и писателя Александра Гениса. А еще я люблю его за легкость пера. За парадоксальность. За невероятную эрудицию. Генис легко перемещается во времени и в пространстве. Любой факт своей биографии он превращает в искусство. И еще – он редкий писатель, которого хочется перечитывать.

Новая книга Александра Гениса «Люди и праздники», сданная в московское издательство накануне войны, вышла уже в ее разгар, когда почтовое сообщение между США и Россией было прервано. Эта книга добиралась к автору через Ригу. Я волновалась, что пересылка затянется и Саша долго не увидит свое творенье. Он меня успокоил: «Не переживай, ведь я ее уже читал».


Мне кажется, никто о Риге не написал столько восторженных и любовных строк, сколько американец Александр Генис.


Вот одно из его эссе о нашем прекрасном городе" 


Александр Генис: из Риги, с любовью


Язык Европы — зодчество. Он понятен всем, кто жил, как я, в старом городе, где архитектура образует достаточную критическую массу, чтобы заблудиться, но недостаточную, чтобы надолго.

В такой город входишь, будто в сонет. Бесконечно разнообразие поэтических приемов, но правила ясны, стили универсальны и вывод неизбежен, словно кафедральный собор, ждущий на центральной площади.

Зодчество — средство для наружного употребления. В отличие от, скажем, музыки архитектура не принимается внутрь, а действует блоками внешних впечатлений, влияющих на обмен веществ культуры.


Настоящая архитектура не только притворяется природой, а, если повезет, становится ею.


И тогда невозможное, но случившееся чудо соединяет изделия разных эпох, стилей, мастеров и режимов так, что не остается швов. Так уж устроены причудливые законы совместимости, что архитектура безразлична к идеологии, но требовательна к красоте: она выносит все, кроме мезальянса.

Поскольку единица архитектуры — вид на целое и настоящее, она — то, что нельзя вывезти за пределы Европы, не превратив по пути в Диснейленд. Как и нерукотворные ценности вроде северного сияния, зодчество не подлежит транспортировке. Оно требует паломничества и легко добивается его.

- Архитектура, — говорит Фрэнк Гери, оправдывая свое ремесло в глазах вечности, — важнее всего, ибо ради нее мы посещаем чужие города и страны.

К тому же архитектура живет так долго, что, может быть, и не умирает вовсе, умея, как ящерица хвост, восстанавливать утраченное, но только прекрасное. Так последний смерч, прокатившийся по Европе, волшебным образом изменил ее облик. Уродливое, вроде Берлинской стены, исчезло, красивое, вроде Дрездена, воскресло.

В восстановленной Риге это привело к парадоксу. Сравнивая, с помощью старых фотографий, результат с оригиналом, понимаешь, что сегодняшний город — историческая фикция. В настоящем, а не придуманном прошлом он никогда не был таким нарядным. Ведь раньше каждая эпоха гордилась собой. Но наш век, смиренно признав, что старое заведомо лучше нового, возродил сразу все лучшее, что стояло в городе за последние восемьсот лет.

Архитектура создает свое время. Не геологическое, но и не человеческое, оно прессует прошлое, сминая историю.


Я так и не понял: повезло мне вырасти в красивом городе или угораздило?


Обеспечив мою юность бесценным фоном, он взял на себя труд, который предназначался мне, — оправдать окружающее. В других местах для этого нужен магический реализм. Во всяком случае, так мне показалось, когда я разговорился с приезжим из Норильска.

— В нашем городе, — объяснил он, — если снег синий, значит, ветер с Севера, если красный — с обогатительного комбината, если оранжевый — с шахты.

— А если снега нет?

— Как это?

В Риге снег выпадал не так уж часто. И от этого зиму здесь стало еще труднее отличить от лета. Между тем архитектура работает не только в соавторстве с историей, но и в контакте с календарем. Только здесь он не так важен, ибо в Риге всегда идет дождь. А если не идет, то собирается пойти. И этим коротким моментом надо уметь воспользоваться, чтобы, перебравшись через Даугаву, разместить панораму между собой и солнцем в выгодном для архитектуры контровом свете.

Такой ракурс — вид сбоку — сдергивает наряд деталей и обнажает архитектуру, превращая ее в скульптурную массу, вырубленную в старом небе. И если умело ограничить обзор, вынеся за скобки сталинский небоскреб Дом колхозника, переделанный в Академию наук, то окажется, что за последние четыреста лет рижский абрис не изменился. Крутые шпили трех первых церквей, тяжелый, как слон, замок, зубчатая поросль острых крыш и круглых башен.

— Вот что я люблю больше всего на свете, — выдохнул наконец я, не стесняясь школьного друга.

— Ты все любишь «больше всего на свете», — лениво откликнулся он, потому что знал меня как облупленного.



10-02-2023
Поделиться:
Журнал
<<Открытый Город>>
Архив журнала "Открытый город" «Открытый Город»
  • Журнал "Открытый город" теперь выходит только в электронном формате на портале www.freecity.lv 
  • Заходите на нашу страницу в Facebook (fb.com/freecity.latvia)
  • Также подписывайтесь на наш Telegram-канал "Открытый город Рига онлайн-журнал" (t.me/freecity_lv)
  • Ищите нас в Instagram (instagram.com/freecity.lv)
  • Ежедневно и бесплатно мы продолжаем Вас информировать о самом главном в Латвии и мире!