Пал Андреич, вы шпион?

С этой шутливой фразы из популярного фильма начался наш диалог в смарт-клубе «Открытого города» с известным экспертом по нефтегазовому рынку, журналистом, переводчиком, историком, востоковедом Михаилом КРУТИХИНЫМ.

Его биография -- настоящий детективный роман. 20 лет Михаил Иванович проработал в странах Ближнего Востока, сначала военным переводчиком, потом корреспондентом ТАСС. Был свидетелем Исламской революции в Иране, гражданской войны в Ливане. Дважды заочно приговорен к смерти. Владеет фарси, английским, французским и арабским языками. Много лет руководил американским журналом Russian Petrolium Investor, сейчас занимается аналитикой нефтегазовых инвестиций и участвует в многочисленных стримах по экономике, политике, истории. Получил статус политбеженца в Норвегии. В России признан иноагентом.

Встречу в клубе мы начали с расспросов о биографии гостя, попросив его объяснить, как в одной жизни может уместиться такое количество интересов и профессий?
 

Часть 1. Контакты с ЦРУ или несчастный свояк

-- В советское время КГБ пытался склонить меня к сотрудничеству, но спасли «темные пятна» в биографии. Еще в студенческие годы мы с женой познакомились с американским профессором-филологом, который часто приезжал в Москву, мы с ним встречались, обменивались книжками... А потом выяснилось, что это несанкционированные контакты с иностранцами...

У меня был свояк, ныне покойный, работавший в органах, по технической линии, занимался метро, бункерами… И вдруг он заметил, что его перестали продвигать по службе. Пошел к знакомому кадровику, а тот объяснил: да, мы тебя тормозим, потому что у твоего родственника контакты с ЦРУшником…

Прошли годы, я окончил институт, меня взяли в армию и послали военным переводчиком в Иран, через два года я вернулся, стал работать в ТАСС... А того все тормозят. Он снова идет к кадровикам: слушайте, Мишка из-за границы не вылезает, а я тут… Это же он с ЦРУшниками общается, а не я, в чем дело!? Ему говорят: ну, если у тебя такая зависть, давай мы его тоже сделаем невыездным…

А я в 1981 году возвращаюсь после командировок в Египет, Сирию и Иран, меня вызывают в руководство ТАСС и предлагают поступить в трехгодичную аспирантуру Академии общественных наук при ЦК КПСС. Я только потом узнал, что они меня так отфутболили, потому что я стал невыездным. В итоге я провел три замечательных года в аспирантуре. Это было такое гнездо антисоветчины – кафедра международного коммунистического движения, полный доступ к любой закрытой информации, в любых спецхранах!
 

«Чистые» и «нечистые» в ТАСС

А мой несчастный свояк к концу этих трех лет потерял терпение: ребята, может, вы хоть что-нибудь проверите? Они начинают проверять и выясняется, что они неправильно прочитали фамилию моего профессора, что он на самом деле профессор, а никакой не ЦРУшник. Ну, говорят ему, извини, ошибочка вышла. С меня снимают клеймо невыездного, после окончания аспирантуры снова берут в ТАСС и отправляют заведующим отделением в Бейруте. А свояк до самой своей смерти не простил мне, что он не генералом вышел на пенсию, а только полковником.

Так что не был я в спецслужбах! Хотя многие считают: раз в ТАСС работал, значит, обязательно что-то такое было. А я как-то посчитал: в редакции Ближнего Востока ТАСС, которая географически охватывала территорию от Марокко до Афганистана, и от Кипра с Турцией до Судана в определенный момент работало за границей примерно 30 человек. Среди них 50% были «чистые» (кто-то же должен был работать журналистом и готовить информацию!), 45% была военная разведка и 5% -- Первое и Главное управление КГБ.

Хотя один раз меня все-таки привлекли к шпионской работе. Корреспондент, который вместе со мной работал в Египте, был из военной разведки. Он мне как-то говорит: садись за руль, нужно проехать по нескольким улицам. Мне, говорит, на одном столбе нужно посмотреть, есть там отметочка или нет. Это был единственный случай моего участия в разведдеятельности.

Из хулиганов – в переводчики

Как у меня вообще такая биография получилась? Я окончил химическую школу. Мои мама и папа – химики-технологи, такая вот химическая семья. Но после школы я взял и поступил в Институт восточных языков при МГУ. Как-то в Фейсбуке задавали вопрос: назовите одну книгу, которая больше всего повлияла на вашу жизнь? У меня был мгновенный ответ: учебник английского языка Бонк, Котий и Лукьянова.

Где-то в 7-8 классе я пошел «под горочку»: стал выпивать с дворовыми приятелями, играть в картишечки. Отец у меня скончался, когда мне было 4 года, и мама с сестрой стали думать, что делать. Сестра ходила ночью записываться в очереди, и устроила меня на курсы английского языка. И 2,5 года до окончания школы я учил английский язык. Это мне так понравилось, так увлекло, что к концу обучения меня пригласили поработать переводчиком на Московский кинофестиваль.

Там я узнал, что есть какие-то загадочные восточные языки. Например, японский. Что обучают ему в Институте восточных языков при МГУ. Я сдал экзамены, правда, сочинение на троечку, поэтому на японский меня не приняли, он был только для отличников, но приняли на персидский язык. И я его 5 лет с удовольствием учил.

А в конце курса была практика в редакции Востока ТАСС. Я им понравился – с двумя языками, с персидским, английским, да еще немножко французский, немножко арабский, и они мне сказали: мы тебя берем. На распределении в институте написали «ТАСС» карандашиком, а ниже тоже карандашиком было написано МО – министерство обороны. И люди в комиссии взяли ластик и «ТАСС» стерли. Так я загремел на два года в армию военным переводчиком.
 

Нефтегаз для божьих одуванчиков

А после армии снова пришел в ТАСС и говорю: ребята, может, вы меня помните? И меня туда взяли. В ТАСС я оттрубил 20 лет с перерывом на аспирантуру. А когда в 1992 году вернулся в Москву из Каира, то увидел, что агентство, которое мне очень нравилось, новое начальство разворовывает и разваливает. И я в тот же день хлопнул дверью и ушел в никуда, даже не забрал трудовую книжку.

Стал пробиваться переводами, переводил книжки для Star Trek. Потом создали с приятелем агентство Public Relations… А потом увидел объявление: американский журнал ищет человека на должность заместителя главного редактора. Ну, думаю, чем черт не шутит? Журнал назывался Russian Petroleum Investor, и они меня взяли.

И вот уже 30 лет я анализирую нефтегаз. Сразу скажу, что это было очень непросто. Дело даже не в тематике нефтегаза, трудно было перестроить мозги на менталитет читателей этого журнала. Ведь это были представители крупного бизнеса. Один номер журнала стоил 250 долларов. Выпускали 10 номеров в год.

Журнал мгновенно приобрел известность во всей нефтегазовой отрасли мира, потому что люди впервые узнали, что делается в этой сфере в России, как устроена система управления, работа компаний, как принимаются решения и т.д.

Мы должны были писать не так, как пишут обычные статьи. Мне так и сказали: это другая профессия. Представьте себе совет директоров крупной компании, где нередко встречаются божьи одуванчики, которые совсем не разбираются в теме, но они принимают решения на миллиарды долларов. И вот кто-то на заседании совета говорит: в России то ли новый закон приняли, то ли новый министр появился, мы должны знать, как это повлияет на наши решения по вложению туда денег. Кто у нас за это отвечает? Вася. Зовут Васю. И вот доклад этого Васи этим людям и есть наша статья.

То есть я за них должен проделать всю умственную работу и дать рекомендацию. На то, чтобы научиться писать такую статью без помарок, у меня ушло 8 лет. Поначалу как было? Я пишу статью, отправляю ее американским редакторам, а они мне присылают 80 вопросов на трех страничках: вы упустили то, не разъяснили это… И когда через 8 лет ко мне вернулся мой материал с одним вопросом, я понял, что чему-то все-таки научился. А потом уже вопросы перестали приходить, материал брали сразу.

Дважды приговоренный

Я был корреспондентом в Тегеране, когда меня впервые приговорили к смертной казни. Шел 1980 год. Я уже три года живу в Иране, на моих глазах шаха сменил Хомейни и была установлена Исламская республика. И вот во время очередного отпуска в Москву раздается звонок и меня приглашают в приемную КГБ. Прихожу туда, молодой человек кладет передо мной две копии документа: один на персидском языке, другой – его хороший русский перевод. Один документ был брошен через забор советского посольства, а второй – через забор дома, где я жил в Тегеране. И там написано, что я предатель интересов иранского народа, поэтому меня приговаривают к смертной казни. Подпись была: группа Ф. Я такой группы не знал.

У кгбшника был только один вопрос: скажите, а мог ли такую бумажку составить и организовать ее заброс ваш коллега, второй корреспондент ТАСС, тот, который из военной разведки, ГРУ? Я говорю: ребята, вы между собой, пожалуйста, разберитесь! Ну, думаю, закончилась моя командировка. Через какое-то время мне перезванивают и говорят: возвращайтесь в Тегеран, мы примем все меры, чтобы обеспечить вашу безопасность. Видимо, разобрались…

А второй случай был в 1988 году, когда я был заведующим отделения ТАСС в Бейруте, в Ливане. Идет гражданская война, нам выдают гробовые, то есть на 10% больше платят зарплату. Вокруг минометные обстрелы, очень напряженная обстановка... На какой-то момент улетаю в Москву. Прилетаю, а мне говорят в ТАССе: тут пришла шифрограмма от посла, в ней говорится, что ты очень хорошо работаешь, но сирийцы страшно недовольны твоей информацией, и они попросили своих агентов в Ливане приговорить тебя к смерти. Мы считаем, что тебе не надо возвращаться в Ливан.

А там сирийцы в этот момент страшно буйствовали, наркотики выращивали, организовывали провокации, начинали обстрелы со своей стороны, и я все это выдавал в эфир. В итоге руководство ТАСС приняло мудрое решение: меня отправили заведующим отделения в Каир, а заведующего отделением из Каира отправили в Бейрут.

Предпоследний рейс в Осло

Как я оказался в Норвегии? Во-первых, там давно живут наши дети, сын и дочь. Во-вторых, мы с женой после ковида решили их навестить. И взяли билет на 25 февраля 2022 года. Ну, а 24 февраля началась, как вы знаете, широкомасштабная фаза войны. Это был предпоследний рейс.

Потом стало ясно, что возвращаться опасно, потому что пошли прямые угрозы. Хотя они были и раньше, некоторые проправительственные коллеги открыто говорили: ты – национал-предатель, ты – пятая колонна. И мы стали думать, что делать. Сначала в Ригу слетали с женой, потом я побывал на конференции в Катаре… В итоге подали заявление норвежским властям на статус политического беженца. Один норвежский институт международных исследований, с которым я работал, написал, что Крутихину с его взглядами возвращаться в Россию опасно. И нам дали вид на жительство на 5 лет, сказали, через 2 года могут дать другой статус, повыше, а дальше даже можно стать норвежскими гражданами. А уже попозже объявили иностранным агентом в России. В один день с моим другом Константином фон Эггертом.

Продолжение следует.

Подготовила Татьяна Фаст

P.S. Благодарим за сотрудничество компанию Eirovins и Pullman Riga Old Town Hotel